Анатолий Протопопов

Комментарий к 26-й главе "Социобиологии" Эдварда Уилсона.

     

Эдвард Уилсон (Edward O. Wilson) - личность за пределами России заслуженно знаменитая. Широта интересов, ясный, доступный слог, гуманистический заряд, но главное - изрядная революционность воззрений, высказанная им в знаменитой книге "Социобиология - новый синтез" по праву заслужили внимание мировой научной общественности. Приходится сожалеть и удивляться, что за более чем четверть века эта книга не была переведена на русский язык! И только в самое последнее время ситуация сдвинулась с мёртвой точки, в том числе и усилиями вашего покорного слуги. Однако я не могу не обратить внимание читателя на целый ряд сомнительных или не очень убедительных положений и построений, изложенных в 26-й главе.
Возможно, отчасти они проистекают из недостаточности научных знаний на момент написания книги (а это ведь 1975 год), отчасти - из особенностей научного и общечеловеческого мировоззрения автора, в какой-то степени возможно - из необходимости платить дань политкорректности. Укажу здесь лишь на два, наиболее, на мой взгляд, явных.

Мне представляется откровенно наивным и даже притянутым за уши объяснение перехода к двуногости как адаптации к питанию семенами. Теорий, объясняющих переход к бипедализму (двуногости) очень много, и предложенная здесь Уилсоном - как минимум не самая убедительная. К примеру, рассмотрим версию Л.И.Ибраева (в развитие догадки A.Hardy) о бипедализме, как к адаптации к жизни на мелководьях и необходимости бродить по ним по колено или по пояс в воде, собирая водных обитателей. Другими словами, ранние австралопитековые формы (и даже до-австралопитековые), приведшие к появлению HOMO, в своём прошлом были по этой версии околоводными приматами, много времени проводившие в воде, главным образом - на мелководье, но умевшие также плавать и нырять. Эта гипотеза также хорошо объясняет потерю волосяного покрова на теле, которое произошло очень рано, намного раньше появления одежды. Действительно, у водных животных часто наблюдается отсутствие густых волос на теле. Также в пользу этой гипотезы свидетельствуют такие факты, как плоские зубы, приспособленные для выскабливания, но никак не разжёвывания сырого мяса и грубых растений, далее способность произвольно задерживать дыхание, на что способны далеко не все, даже умеющие в принципе плавать животные (к примеру - лошади на это не способны, хотя плавать умеют), способность ребёнка научиться плавать раньше чем ходить, предрасположенность к близорукости, выступающий нос с ноздрями, направленными вниз, а не вперёд, а также этологические (поведенческие) предпочтения. Человек настоятельно предпочитает селиться на берегу водоёма, даже если это не актуально для водоснабжения. Даже просто пикничок современные люди норовят провести на берегу водоёма, хотя не собираются ни купаться в нем, ни тем более - пить воду из него, т.к. питьевую воду привозят с собой в стерильных бутылках. Но хочется именно на бережку... А посмотрите, с каким маниакальным, доходящим до истерики упорством маленькие дети лезут во всевозможные лужи (дескать хочу замерить эту лужу!), а уж в жаркую погоду норовят вообще не вылазить из воды! Ибраев также объясняет (и это похоже на правду) появление сложной системы фонетического общения именно через питание речными моллюсками. Необходимость выскабливать зубами раковины, по его мнению, привело к поднятию свода гортани, что расширило акустические возможности формирования разнообразных, гласных главным образом звуков, что создало предпосылки для появления современной членораздельной речи.
И ещё - в воде можно спастись от леопарда, впрочем попасть на обед к крокодилу... Кстати о крокодиле! Человек испытывает гораздо больший страх и отвращение к крокодилу, чем к леопарду! Вообще отсутствие сильно выраженной неприязни и страха к кошачьим (в том числе - крупным) давно смущало этологов в свете представления о жизни наших предков в саванне. Ведь кошачьи были бы там главными врагами наших пращуров! В частности, Дольник был вынужден построить для объяснения этого феномена довольно искусственную и малоубедительную конструкцию (см "Такое долгое, никем не понятое детство"). Вот к змеям и паукам - страх "животный", характерный для всех приматов. К крокодилу у человека тоже страх "животный", даже у тех, кто его никогда не видел. А вот к леопарду, и даже льву - такого сильного страха нет. Это можно рассматривать как ещё одно свидетельство существования значительной "водной" стадии в филогенезе древнейших приматов. Вместе с тем, нехарактерность для поздних австралопитеков, и тем более - хабилисов и их потомков, преимущественно околоводного образа жизни доказана вполне достоверно, как и их филогенетическое родство с людьми.
Разумеется, эта концепция тоже не лишена слабых мест. К примеру, гастрономические пристрастия как человека, так и его предков (насколько это удаётся выяснить) не указывают на какую-то особую склонность к питанию водными беспозвоночными, которая наблюдается лишь как нечто экзотическое, а вот в гипотезу о семенах нынешние пищевые пристрастия как раз укладываются; однако по совокупности аргументов водная теория явно убедительнее версии о семенах, кроме может быть водных злаковых (таких как рис).

Второе. Придание такого, буквально ключевого значения охоте.представляется неоправданным. Вряд ли групповая охота была столь всепоглощающим занятием для ранних HOMO, и тем более - австралопитеков. По своей соматической и этологической конституции, человек - собиратель, и ещё раз собиратель. И стало быть, брать за образец подражания охотничьи сообщества, на мой взгляд некорректно. Падаль - да, сколько угодно, но охота, тем более групповая - лишь как экзотическое и эпизодическое предприятие, вряд ли столь решающим образом повлиявшее на формирование умственных способностей австралопитеков, что те проэволюционировали в HOMO HABILIS. Разве что "охота" (в кавычках) на своего ближнего, не предполагающая обязательное употребление оного в пищу - вот это уже вполне может быть. Но это не пищевое поведение, а конкурентное. Замечу, что групповое ведение войны с равным соперником гораздо более способствует развитию интеллекта (можно провести аналогии со всплеском новых открытий и изобретений уже в эпоху современных войн), и внутригруппового альтруизма (с пропорциональным ростом внегруппового антагонизма), чем групповая охота. И далее этот внутригрупповой альтруизм мог распространиться в некоторых популяциях и на весь человеческий вид, но всё это уже совсем другая история, и отдельная, очень большая и сложная тема, которой не место в кратких комментариях переводчика.

Литература по этологии и эволюционной психологии человека

26-я глава "Социобиологии" Эдварда Уилсона

Все статьи и переводы Анатолия Протопопова